И мне от этого объяснения стало просто смешно. Во-первых, что же это получается, что она каждые несколько дней всё своё стирает? А во-вторых, юбку она тоже, что ли, стирает? Как же это юбку можно стирать?
Как-то я видел нашу англичанку на улице. Она вела за руку кого-то. И я увидел, что это был один парень из нашей школы. Он уже в десятом классе учился. Зачем и куда она его вела, я не знаю. Но на ней был совершенно потрясающий шарф. Он был надет не потому, что было холодно. Он был надет так просто, для красоты. Шарф был, по-видимому, тонкий-тонкий. Я так решил, потому что он от лёгкого ветерка как будто бы летал. И он был очень яркий. Там много было красного, жёлтого и каких-то ещё цветов, которых я никогда ещё на одежде ни у кого не видел.
Сегодня, когда англичанка пришла к нам в класс, на ней был тот самый яркий шарфик, который я уже видел на ней когда-то на улице. И вот она вошла в класс, села за свой стол, открыла журнал и сказала: «Сейчас пойдёт отвечать урок...»
Тут она стала пальцем по журналу вести. Пока она это делала, в классе была мёртвая тишина. Ну, в такие минуты у нас всегда тишина мёртвая. Те, которых давно не вызывали, затихают, потому что, во-первых, не хотят привлекать внимание учителя к себе, а во-вторых, бросаются к учебнику, пытаясь в последнюю минуту что-то там прочитать. А те, которых вызывали недавно, тоже затихают. Потому что, раз их недавно вызывали, то, значит, теперь не вызовут. А раз они знали, что их не вызовут, они вообще ничего не учили. И поэтому особенно боялись.
И вот наша англичанка вела и вела пальцем по журналу и наконец сказала: «Пойдёт отвечать урок Пудовкин». И все обрадовались, что Пуда вызвали. А обрадовались все потому, что ему позарез нужно было исправить двойку. Иначе мама его просто бы убила. И Пуд всё просил англичанку вызвать его. А англичанка ему говорила, зачем, мол, тебя вызывать, ты же ничего не знаешь. И Пуд говорил, что он всё равно должен исправить двойку и что он всё выучил.
И вот, наконец англичанка вызвала Пуда. И он медленно двинулся к доске. Когда он дошёл до доски, англичанка попросила его написать новые неправильные глаголы, которые она задавала к сегодняшнему дню.
Пуд взял мел и собрался что-то на доске писать. У него были заготовлены какие-то шпаргалки. Но он никак не мог понять, какую шпаргалку ему надо достать. А англичанка, которая обычно не давала никому пользоваться шпаргалками, тут ничего Пуду не стала говорить. Хотя мы все понимали, что она видит, как он хочет со шпаргалки что-то прочесть. Но она не просила его убрать шпаргалки и вообще ничего не говорила ему и молча ждала, чем же это всё кончится. И, конечно же, она прекрасно знала о том, что мама Пуда его убьёт, если он опять получит двойку.
Прошло минут двадцать, а Пуд так ничего и не написал на доске. Тогда англичанка объявила, что придётся опять поставить ему двойку. А Пуд сказал, что он всё учил.
И тут, конечно, англичанка должна была сказать то, что говорят все учителя в таких случаях: «Учил – глагол несовершенного вида. Надо было не учить, а выучить». Хотя, по-моему, только учителя литературы знают, что такое глагол несовершенного вида. Но эту фразу почему-то говорят все. А наша англичанка только сказала, что так уж и быть, мол, Пудовкин, не надо писать ничего такого нового. И она попросила его назвать любые неправильные глаголы в трёх формах.
Пуд опять пытался что-то вспомнить. Он хотел что-то вспомнить, но вспомнить ничего не мог. Тогда англичанка попросила его назвать один неправильный глагол в трёх формах. Она сказала, что если Пуд сейчас назовёт любой неправильный глагол, только один неправильный глагол в трёх формах, то она немедленно поставит ему тройку.
Тут я решил, что сейчас самое время что-то такое Пуду подсказать. И я прошептал: «Ту пут – пут – пут».
И все засмеялись. А все засмеялись, потому что получалась такая опасная для Пуда игра слов с очень явным намёком и на его фамилию, и на его кулаки пудовые.
А англичанка опять сказала: «Любой неправильный глагол, Пудовкин».
И я опять прошептал: «Ту пут – пут – пут».
И несколько человек со мной то же самое прошептали.
Пуд, конечно, всё услышал. Но ему очень не хотелось говорить «ту пут – пут – пут». А англичанка сделала вид, что она ничего не слышала, и опять повторила, что она клянётся поставить Пуду тройку, если он назовёт любой неправильный глагол в трёх формах.
Тут уже весь класс стал скандировать: «Ту пут – пут – пут. Ту пут – пут – пут».
Англичанка не выдержала и сказала строго: «Тихо!» – это всем. И потом только Пуду: «Ну, Пудовкин, пожалуйста».
Пуд покраснел так, как не краснел никогда. Он покраснел очень сильно и сказал: «Ту пут – пут – пут».
И тут прозвенел звонок.
Все вскочили. Англичанка пыталась всех остановить и посадить на место. Но у неё ничего не получалось. Тогда она крикнула: «Пудовкин, я ставлю тебе три!» И все стали подходить к Пуду и хлопать его по плечу. Пуд был очень доволен. Он улыбался. И я, наверное, в первый раз за всё время увидел, как Пуд улыбается.
Но я всё-таки поздравлять Пуда не пошёл. И не стал его по плечу хлопать и всё такое прочее. Потому что подсказка моя очень сомнительная была. И кто знал, как это дело могло бы для меня обернуться. Ведь кулаки-то у Пуда – пудовые.
Самокат
Я сделал самокат. Но, на самом-то деле, я никогда даже и не думал, что смогу его сделать. Всё получилось так, потому что я нашёл на Трифоновке два подшипника.
Я вообще-то люблю ходить на всякие свалки и помойки. Моя мама как-то сказала, что я, когда иду мимо помойки, всегда её пытливым взглядом осматриваю.